Ташкент   поздней осенью фиолетово-прозрачный, с легкими вкраплениями золотого. Сквозь опустевшие  деревья  он виден, как на ладони,   беспрепятственно залитый зимним  солнцем. Город  в дымке,  в длинных тенях, перечеркивающих асфальт, спокойно-прохладный, немного мокрый от ночных дождей, зябкий и призрачный.

Именно зимой надо идти в Старый город, наискосок от Хасти Имама, в самое сердце базара Чорсу. В старые времена  тут располагался весь Ташкент, заносчивый,  дерзкий и шумный  — вот  на этом месте вход и выход.

Внутри базара,  недалеко от  купола главного рынка,  есть пространство, в котором один мой коллега, российский журналист  собрался остаться навсегда, и жить под сенью его перекрытий. Это ряды нарына,  лапши по-ташкентски, которую  режут тут же, тут же продают, покупают  и едят,  не  отходя  далеко от прилавка.

В этом месте хорошо, когда  тебя застает здесь холодный  зимний полдень – все  покрыто паром, от котлов, все запахи ледяные, прозрачные, ненавязчивые и невероятно вкусные. Когда можно погреть руки о горячую пиалушку с чаем, и зачерпнуть ложкой в касе нарын, залитый дымящимся янтарным   мясным бульоном.

А  нарынщицы, в цветных платках  и плюшевых халатах с  закатанными рукавами взбивают  лапшу, перемешанную с мясом в своих тазиках, попышнее, покрасивее, чтобы глаз не отвести. Делать  нарын  легко, — замесить  и раскатать  тесто, как для лапши, нарезать ленты, отварить в  мясном бульоне или в соленой воде,  смазать  ленточки  подсолнечным маслом, а  затем, уложив их друг на друга, точными сверкающими  мелкими движениями острым ножом  нарезать в микроны, светящиеся на солнце.

Затем лапшу перемешивают с нарезанным такой же тонкой соломкой мясом,  сверху — репчатый лучок, черный перец и заливают горячим бульоном, как зимний вариант. Как летний,  лапшу можно есть так, без всего,  щепотку  за щепоткой,  не в силах остановиться.

Зимний самый душевный. К нарыну, хоть это и будет лишним, можно съесть  замечательного  вида,  запаха и вкуса старогородской ханум, купив его  у торговки с запомидореными рукавами. Вроде ничего особенного —  тесто, картошка, лук, соус,  приготовлено на пару, но скажи любому ташкентцу, который находится вдали от родины словосочетание «старогородской ханум»  и ташкентец заплачет.

Тут же лежит  огромными кусками жаренная рыба, которую надо разделять руками, вытаскивая кости из мякоти, как кинжалы. Жарится шашлык, подается шурпа, все  горячее, копеешное, приготовленное у вас на глазах, без всяких хитростей.

Обязательно увенчать трапезу горячей, невозможно пышной лепешкой, попросив у желудка прощения, и вспомнив, что где-то рядом была аптека.

И огромное удовольствие, наевшись  и прислонившись к стене, вооружиться телевиком, и ловить моменты из жизни  этого места. А на моменты оно очень щедрое. Щедрое на улыбки, на кокетливые поправления платков, и раскладывание товара самой лучшей стороной.

Тут всегда  игра света и тени, за счет строения павильона, тут никогда не бывает слишком светло. Тут бывает  дымчато, причудливо и очень, очень восточно.

По-ташкенски.